В мировой политике складывается парадоксальная ситуация: никогда прежде человечество не обладало столь плотной взаимозависимостью в экономике, логистике, технологиях и информационных потоках, и никогда при этом международная система не испытывала столь очевидного дефицита гарантов безопасности. Когда-то гегемония обеспечивала глобальную предсказуемость через наличие одного центра, формирующего нормы и определяющего допустимые пределы конфликта. Сегодня система утратила эту опору, но не обрела новую — в результате безопасность больше не закреплена институционально. Она оказывается не правом, подтверждённым продавцом защиты, а меняющейся конфигурацией силовых и экономических связей, в которой гарант возникает не как субъект, а как функция равновесия.
Мир фактически вступил в постгегемоническую фазу, где ключевым фактором становится не доминирование, а конкурентная ко-присутствность нескольких центров силы. Однако переходный характер системы порождает фрагментацию и «разрыв страховки»: государства больше не могут полагаться на внешнего покровителя, как в эпоху однополярности, а механизмы международных организаций недостаточны для оперативного предотвращения конфликтов. Отсюда и главный структурный вопрос: если старый «единый гарант» уже отсутствует, то возможно ли появление нового? Или гарантия безопасности сама сменит свою форму, превратившись из актора в систему отношений?
Для ответа на этот вопрос необходимо учитывать, что безопасность в прежней модели предполагала вертикаль: есть сильный центр, есть периферия, а между ними существует контракт — покровительство в обмен на лояльность. Сегодня вертикали больше нет, потому что единственный центр деградировал из «гаранта» в один из участников борьбы. США перестали быть поставщиком стабильности и стали актором конкуренции равного ранга. Вследствие этого исчезла сама логика «обязательства защищать», поскольку она возможна лишь при структурной асимметрии. Там, где полюса приближаются к относительному равенству, безопасность перестаёт быть внешней услугой и становится политическим следствием взаимной сдержанности.
В этой логике «гарант» не исчезает, но перестаёт быть персонифицированным. Его место занимает конфигурация блоков, в которой безопасность возникает как результат уравновешивания, а не как следствие патронажа. Это означает, что гарант не локализован — он распределён. Теперь его можно обнаружить только на уровне межрегиональной архитектуры, где стабильность больше похожа на физическую систему со множеством точек опоры, чем на пирамиду власти. Переход от гегемонии к многополярности в этом смысле не является окончанием эпохи гарантий — это лишь смена самой философии гарантийности.
Однако такой порядок имеет следствие: безопасность перестаёт быть универсальной и становится региональной по происхождению и трансрегиональной по проверке устойчивости. Другими словами, сначала возникает региональный блок, способный обеспечивать внутреннюю стабильность, а затем он вынужден вступать в отношения с внешними макрорегионами, где уже не равенство ценностей, а равновесие интересов формирует пределы конфликта. Гарантия таким образом трансформируется в баланс: никто не защищает, но и никто не может позволить разрушение противостоящего блока, поскольку это ведёт к перераспределению рисков и повышению неопределённости для всех.
На первый план выходит не вопрос «кто защищает», а вопрос «кто удерживает систему от разрушения». Речь идёт о переходе от патрональной безопасности к системной безопасности. Этот сдвиг и порождает новую онтологию гарантий: государство больше не ищет покровителя — оно становится элементом структуры, где выживание обеспечено взаимной нуждой. Почему это важно? Потому что наличие единого гаранта делало систему централизованной, а отсутствие — вынуждает её быть структурной. Там, где раньше горизонтали не существовало, теперь она становится единственно возможным способом удержания стабильности.
В то же время подобный переход создаёт коллизию: регионы вынуждены впервые после окончания холодной войны мыслить себя не как участки подзон влияния, а как автономные системы безопасности. Но если раньше именно глобальный центр гарантировал «якорение» этих систем, то теперь каждое региональное объединение должно одновременно быть и пространством стабильности, и узлом большой конфигурации. Следовательно, регион сам по себе ещё не гарант; он становится гарантом только тогда, когда оказывается включён в межрегиональное равновесие. Гарантия перестаёт быть внутренней и становится межпространственной. Это принципиально новая логика.
Таким образом, в мире без гарантов безопасность не исчезает, но становится распределённой и относительной. Она больше не предоставляется добровольно и не санкционируется международными институтами — она обеспечивается фактом взаимной зависимости макрорегионов. Европа не может рухнуть, Азия не может быть дестабилизирована, Ближний Восток не может выйти из системы, потому что разрушение одного региона мгновенно перераспределяет давление на остальные. Это и есть новая форма гарантийности: уязвимость становится фактором сохранения целого. Не альтруизм удерживает стабильность, а невозможность локального коллапса без глобального ущерба.
Отсюда следует ключевой вывод: будущий гарант безопасности — это не субъект, а равновесие интересов между региональными блоками, способными при всём соперничестве сохранять взаимозависимость. Он не может быть сочетанием силы и легитимности, как раньше; теперь это результат многоуровневой связности. Без неё мир распадается на контурные линии нестабильности, где конфликт перестаёт быть исключением и становится нормой. Поэтому центральной задачей макрорегионов становится не победа, а недопущение катастрофы, поскольку разрушение противника теперь равнозначно самоподрыву среды.
Именно в этом смысле мир «без гарантов» не означает мир хаоса — он означает мир, где гарант перестал быть видимым, но остался функциональным. Он присутствует не в форме центра, а в форме ограничений, которые система накладывает на своих участников. Это не гегемония, не баланс сил и не договорная стабильность. Это относительная устойчивость, возникающая на стыке взаимозависимостей, где каждый блок удерживается не экзогенной защитой, а эндогенной необходимостью присутствовать в общей архитектуре. Так возникает новая формула: гарантия безопасности больше не поставляется, она воспроизводится.
